Моя душа подобна склепу
Где так не вовремя, нелепо
Порою музыка звучит

А в склепе том, в гробу хрустальном
Так безмятежно и печально
Любовь схоронена лежит
---------------------------------------------------------------------------------------------
красиво.....

Только иногда, когда сосед,
В одиночестве за стенкой вдруг завоет,
Я вскочу, откинув теплый плед,
И окно на улицу открою.
Буду слушать, сев на табурет,
Как он бьется и ломает руки,
Как скрипит расшатанный паркет,
Как кричит, что бляди все и суки.
Я, наверное, налью тогда стакан.
По края наполню водкой горькой.
За тебя, невидимый братан.
Я стакан закину этот, с горкой.
Не пойду я утешать по доброте,
Есть, поверьте, веская причина.
В одиночестве, в кромешной темноте,
Плачут настоящие мужчины.

Почему не плачут мужики?
Почему, когда хоронят друга,
Не ревут дурниной от тоски,
Навзничь рухнув наземь среди луга?
Распугав беспечных мотыльков,
Почему не содрогнутся плечи?
Чтоб тоска дошла до облаков,
До краев земли, до бесконечных?
Почему, когда ушла жена,
Не орут шальными голосами?
Просто курят молча у окна,
Впившись в двери мертвыми глазами.
И когда война, и смерть, и кровь,
Главные на том и этом свете,
Толпы молчаливых мужиков,
В тишине проходят по планете.
И - ни всхлипа, ни одной слезы.
Только руки, сжавшись, побелели.
Почему не плачут мужики?
Не ревут, а пьют, на самом деле?!

(Y)

Помните? Грохотало!
Вздрагивали стаканы.
Вилки плясали, пьяные.
Дождь стелил покрывалом.
Молнии рвали пространство.
Ветер свистел истово.
Божественное хулиганство!
Небесного пофигиста.
И среди черного мрака,
За стол, хохоча, уселись.
Пугаясь, завыла собака.
Наблюдая природы веселье.
А мы под дождь выбегали,
Раздували мы ноздри жадно.
На блюде дымились хинкали,
Водка блестела прохладно.
И, погуляв вволю,
Покуролесив по-главному,
Любил я, по-моему, Олю,
Наэлектризовавшись славно!
А ночью, снова собравшись,
Курили жадно махорку,
По второму кругу набравшись,
Включив для тепла конфорку.
Теперь собираемся реже.
Раз, эдак, в сто столетий,
Но, слава Богу, все те же,
Не повзрослевшие дети.

Есть моменты, когда от тебя ничего не зависит,
Просто слишком разросся с вершины катящийся ком.
Жизнь порой, как компьютер - без всякой причины зависнет:
Перегрев. Переплав. Перевал. Переход. Перелом.
Так болит, что в округе сгорают электроприборы,
И когда перепробовал все из врачующих поз,
С синей нервной мигалкой Иные прибудут на скорой:
«Перелом. Ничего, соберём. Подготовьте наркоз».
В поднебесье висит то ль звезда, то ли лампочки груша,
То ль какой-то другой незнакомый сияющий плод…
Кто-то добрый и вечный гипсует разбитую душу,
Бормоча: «Перелом… ничего… я подул... заживёт».

Когда-то у него была мечта
И крылья – оторваться от земли.
И он летал. Не часто, иногда
Разглядывая города огни.

Когда–то у него была любовь
И он её берёг и охранял.
От рук немытых грязных холуёв
И слепо, безгранично доверял.

Когда-то у него был отчий дом.
Который стал впоследствии чужим.
Где детство пролетело ярким сном
В котором обошлись жестоко с ним.

Когда-то он был просто человек,
Но умирал не быстро, по частям.
Копил воспоминанья целый век.
И становясь холодным к новостям.

Помчится поезд, весело трубя,
сквозь горизонт, по Фрейду, продираясь.
И кладбища, как пригороды рая,
крестами щедро осенят тебя.

А дальше все столбы, столбы, столбы.
Ну кто их только ставит в этих дырах?
И очередь у грязного сортира,
метафорой изгаженной судьбы.

И спор не от великого ума,
а хочешь помолчать – сиди и слушай,
не чувствуя, как лечат наши души
уездных станций желтые дома.
И будет подкидной, переводной,
а в окнах фантастические виды.
Титаны сварят чай кариатидам,
ну а потом – пора и на покой.

И свет отключат, и уснет народ.
И проводник войдет, посмотрит строго,
и с наших глаз, в уплату за дорогу,
остывшие монеты соберет.

Вязание на спицах колеса –
народнейший из промыслов цыгана.
Пишите письма, девушка Татьяна,
незнамо на какие адреса!

Карболкой, словно шипром освежен,
под матюги носильщика-амбала,
как фарт словивший уличный катала,
тасует нас до одури перрон.

Все тут? Все тут. Не обмануть контроль.
За полцены не сдать билеты в кассу.
Сосчитанные, как боеприпасы,
разделим хлеб, и соль, и алкоголь.

На станции, что затерялась во льдах,
Изношенный вдруг генератор накрылся!
Собрав подчиненных, с тревогой в глазах,
Начальник к полярникам всем обратился:
«В шести километрах – за час добежим,
Канадская станция, будем спасаться!
И, если мы здесь замерзать не хотим,
То надо туда, нам пешком пробиваться!»
Равнина бескрайняя, свищет пурга!
И холод, все злее за щеки кусает!
И каждый, кому его жизнь дорога,
Старательно шагу в строю прибавляет!
Начальник, поправив одежды свои,
Сказал на привале коллегам усталым:
«Ребята, послушайте, наши х**,
Должны сохранить мы, во чтобы ни стало!