Моя забытая печаль,
Мой темнокожий юный странник,
Нам расставаться было жаль
Мой независимый изгнанник.
Где ты сейчас?.. Кого теперь
Твои лаская гладят губы…
Кому ты открываешь дверь
В улыбке обнажая зубы?..
Прошли года. Моя любовь
Не так свежа, не так наивна
Не холодеет в жилах кровь
И без тебя не так обидно…
Моя забытая печаль,
Моя несбывшаяся сказка
Мои тоскливые «Как жаль»
Мои чуть смазанные краски…

Мне в письме коротком напиши,
Как тебе живётся с Нелюбимой?
Как в тоске, почти невыносимой,
Стал ты мрачной тенью без души…
Расскажи, о тяжести вины,
И о том, как грудь колотит ярость,
Как неспешно убивает жалость,
И ещё, как ночи холодны…
Расскажи о том, как одинок,
Как горчит вино в твоём бокале…
Жизнь проходит, словно в сериале,
Где сюжет - запутанный клубок…
Как тебе живётся с Неродной,
Год за годом несчастливым мужем,
Расскажи мне, как безвкусен ужин,
Как пугает день своей длиной…
Как глотая сигаретный дым,
Спрашиваешь ты у той, что рядом,
Не словами, а усталым взглядом:
- Как тебе живётся с Неживым?

Ушла, не уронив ни звука,
без вздохов и шаблонных фраз.
И даже не взяла за руку...
И слез не отпустив из глаз...
Рассталась так, как расстаются,
когда нет смысла быть вдвоем...
Когда в любви не признаются...
Когда не греет общий дом...
Оделась быстро и не броско:
рубашка, джинсы, сапоги...
Слегка поправила прическу.
Потом кольцо сняла с руки...
Закрыла дверь и растворилась,
исчезла капелькой в реке.
Как будто бы оков лишилась...
Лишь след остался на руке.

2
«Дорогой Покрышкин, — пищит подруга, —
дорогой, уважаемый, милая, но неважно...
Как дитя здесь плачет скифская вьюга,
а чекист чекисту твердит: — Не ваш, но
и не наш город Томис в устье Дуная.
Жаль, воды зачерпнуть нагая Даная
не успела, ибо, совдеп ругая,
пала жертвой моссада и самурая!»
«Догорая подпруга, — пашет Панфёров, —
это ведь я написал календарь-шестикнижие Фастов,
этот недавний мой труд, для тебя написанный, цезарь,
этим и многим другим твое божество заклинаю,
это посланье мое писано болен я был
этой причина беды даже слишком известна повсюду
славой моим ли стихам иль твоей любви я обязан
парус на диво большой ставил и я иногда

«Дорогой Поприщин, — пишет подруга, —
ненаглядный, милый, родной, любезный!
Здесь, в глубокой Ялте, под сенью Юга
левым боком выходит мне век железный.
И пылится тополь пирамидальный,
и грузин с улыбкою феодальной
провожает взглядом одну москвичку...
Ты ж, моя любовь, перешел в привычку.»
«Дорогая подруга, — пишет Поприщин, —
ненаглядная, в смысле — не глядя, что ли?
Век железный в сумме магнитных истин
плюс кладет на минус, как учат в школе,
столь, бля, гулко, столь, бля, пирамидально,
что вассал с улыбкою вертикальной
пусть брюнетит взглядом одну блондинку!
Ты ж, душа моя, перешла в картинку!»

контора пишет

Господи храни
Господи, храни моего желанного,
Чтобы никого не ударил спьяну он,
Чтобы не опился огненной воды,
Чтобы не наелся яда до еды,
Чтобы не полез в неправедную драку,
Чтоб не отравился вытяжкой из маку,
Чтоб не надышался пьяною травой,
Чтобы не попался под дурной конвой,
Чтобы не свихнулся по пути домой,
Чтобы не загнулся смертною зимой,
Чтобы не споткнулся, чтоб не обманулся,
Чтоб пришёл домой милый мой.

(sc) феалетавым песануть..?(H)

Не сыпь мне сахар в пиво

розавога хатити?!(dt) 8oI