Везёт на людей
Я по пояс им. Ну серьзно - я им по пояс.
И никак не вырасти. Разве что - к палачу
попроситься на дыбу. Что же я беспокоюсь
"а не слишком ли много от них до сих пор хочу?"
Что б ни дали они мне - всё тяжело и слишком,
Что бы нЕ дали - впору, по мерке, по мне как раз.
Как пишу - душа. Посмотришь на свет - душишка.
И прищурен пакостно дурацкий третий глаз,
и закрыты оба - которыми надо видеть
как прекрасен свет поцелованных богом душ...
У меня ж и в почках - камни. И по обиде
в каждом ухе. Глухой. Грязно от кровавых луж
у меня в стихах (посчитать мои "я" - собьёшься),
так привольно яду плескаться в моей крови.
Эх, верёвочка, что ж ты, зараза, вьёшься,
так затейливо что и петли из тебя не свить?
Ни конца, ни края. А я зарываюсь глубже,
чем крот в нору в надуманный этот мрак.
Да пошло всё нахер. Лучше наплакать лужу
и утопиться, чем светлых любить - вот так.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое высшее в мире искусство.
(Сергей Есенин)

тема закрыта, тема уходит вниз, как на термометре падает температура, тема сама себе говорит "заткнись", побереги себя, восстановись, дура. все уже пройдены чёрточки по шагам, только одна черта серебром на пальце молит тебя - пожалуйста, перестань, освободи себя, выживи и останься. тема закрыта, тема меняет цвет, тема меняет ракурс в пространстве мысли. смотришь в неё поглубже - как будто нет, а ведь была же силой, тюрьмой и смыслом. тема тебя учила смотреть вперёд, жить ощущеньем, порывами интуиций, время уходит, стрелки теряют счёт, тема закрыта, тема стирает лица. только обрывки памяти в голове, в смятой постели к тебе наугад движенья, тема осталась в вычитанной главе, тема играет чётко на пораженье. дальше - два слова, слияние полных лун, как ритуал прощания, пара строчек, что написал на скалах тебе колдун, нежно тебя укрыв покрывалом ночи.
как тебе спится в смелых его руках, как тебе ищется новых о нас ответов? тема, навеки уснувшая в облаках, скроет слова под лучами чужого света.

Тема закрыта. Так закрываешь дом. Молча выходишь на улицу, ловишь тачку. Молча таксисту киваешь, не тронув сдачу. Молча глядишь на старый аэродром. Молча идешь на взлетную, трап дрожит, кресло второго пилота пока пустует… Мы вспоминаем небо в беде и всуе. Небо, нахмурившись, думает, как нам жить. Кабина затеряна в кнопках и проводах, словно клочок земли в амазонской сельве. Ну, здравствуй, начальник. Как слышно? Держи на север. Сколько мы там налетали уже? В годах? Сколько прошли проклятых горячих мест? От Кандагара и до вьетнамских топей… И каждый в бою проверен, в миру удобен. Мы будем летать. Пока нам не надоест. Нам будет дано немало за все бои, на фюзеляж – звезду, на рукав – нашивку… И только один запрет на одну ошибку. Мы не имеем права другой любви. Когда мы уйдем в отставку, осядем на тропическом острове *- пальмы и шум прибоя, и небо над нами солнечно-голубое – такая бездонная теплая тишина.

Ты будешь дремать в гамаке, я пойду гулять, смотреть в горизонт воды… Океан огромен… И в эту минуту я вспомню о старом доме, который, конечно, лучше не вспоминать. Но что-то случится *с пространством – в моей руке вдруг звякнут ключи, и дверь заскрипит послушно, и дом ее запах волной на меня обрушит, и тени сплетут узоры на потолке, и *я, наконец, услышу ее шаги, и жар пробежит под кожей, сгущаясь в пальцах…
Мы пьем на закате чай и идем купаться.
Когда ты закроешь тему – беги.
Беги!

"...и каждый в бою проверен, и каждый в миру удобен... "
. . .
Если бы так.

Почему нет?

Дорогая редакция,пишет Вам кукла без кукловода -
то ли сокращение штатов в театре,то ли просто вышла из моды,
вот и выбросили на помойку,но жить-то надо,
так что приходится крутиться.Вы знаете,буффонада
не мое амплуа,но публика жаждет хлопать
дурачку,лопуху,простофиле и недотепе,
радуясь,когда мордой в дерьмо не их самих,а кого-то.
Ну а к запаху можно привыкнуть,лишь бы была работа,
и смешно роптать,дорогая редакция,главное-быть готовой
к подзатыльникам и оплеухам,вопить:как клево!,
утирая кровавые сопли и соскребая себя с асфальта,
после очередной подножки заходя на новое сальто...
Но я не о том,дорогая редакция,простите меня,я просто
хочу,если только позволите,обратиться с вопросом,
заранее благодарна,с нетерпением жду ответа:
когда,наконец, наступит так давно ожидаемый Конец Света?
Потому что,знаете ли,с каждым разом земля все грязней,все жестче,
и в конце концов,понимаете,больше нет мочи
ведь одно и то же,одно и то же,а где взять силы,
чтоб терпеть?Извините.Огромное Вам спасибо.

Будет тот час для народа всего неизбежною раной,
К горькому рабству в полон быстро народ попадёт!
Рабство ж пробудит от дрёмы и брань и раздор межусобный:
Юности радостный цвет будет войной унесён…
Благозаконье же всюду являет порядок и стройность,
В силах оно наложить цепь на неправых людей,
Сгладить неровности, наглость унизить, ослабить кичливость,
Злого обмана цветы высушить вплоть до корней,
Выправить дел кривизну, и чрезмерную гордость умерить,
И разномыслья делам вместе со злобной враждой
Быстрый конец положить навсегда, и тогда начинает
Всюду, где люди живут, разум с порядком царить.

автор:
СОЛОН
пер:Г. Церетели
Наша страна не погибнет вовеки по воле Зевеса
И по решенью других присно-блаженных богов.
Ибо хранитель такой, как благая Афина Паллада,
Гордая грозным отцом, длани простёрла над ней.
Но, уступая корысти, объятые силой безумья,
Граждане сами не прочь город великий сгубить.
Кривдой полны и владыки народа, и им уготован
Жребий печальный: испьют чашу несчастий до дна.
Им не привычно спесивость обуздывать и, отдаваясь
Мирной усладе пиров, их в тишине проводить,—
Нет, под покровом деяний постыдных они богатеют
И, не щадя ничего, будь это храмов казна
Или народа добро, предаются, как тати, хищенью,—
Правды священный закон в пренебреженье у них!
Но, и молчанье храня, знает Правда, что есть и что было:
Пусть хоть и поздно, за грех всё-таки взыщет она!