Субботнее утро.Пять. Утро. Утром странно тихо
День где-то лезет из норы
Лишь дворничИха дворничИхе
Кудахтнула через дворы
Я в куртке, шлепанцах и добрый
Конечности раздал гостям
Расцеловал родные морды
И рассадил их по таксям
Светает. Или не светает.
Понять мешают фонари
Плюс ноль. Вальяжно пролетают
Шальных снежинок штуки три
В строю панельных бракоделок
Как дубли пусто в домино
Спят окна, только светит смело
Квадратный глаз – мое окно
Садится птичка на скамейку
Я рядом плюхаю свой зад
Храбра пернатая злодейка
Но, впрочем, я ей очень рад
Шесть. Утро. По астральным ямам
Нетрезвый мозг и телеса
Кабина с черными губами
Везет на третьи небеса

Там, где босым Боженька проходил
По зыбучей границе сна
Пролегла на небе
Среди светил
Золотая моя струна

Самолеты, птицы и стаи звезд
Задевают ее цевье
И тогда дрожит
Как утиный хвост
За грудиной сердце мое

Если чую запах июльских трав
Залихватский
Щеголий свист
То иду, дороги не разобрав
Умоляя: не оборвись

Я не видел мир
Я не понял суть
Я не выпил себя до дна
И покуда ноги меня несут -
Чуть потише, моя струна

Кто-то пойдет на поправку
Кое-кто - под статью
Кто-то получит последнюю справку
Рисовую кутью

Кто-то послушный знаку
Потный сожмет кастет
Кто-то задавленную собаку
Отволочет в кювет

Кто-то закурит жадно
Кто-то споет на бис
Кто-то промолвив - ушла и ладно
Вылезет на карниз

Кто-то в ботинках новых
Освободит метроном
Кто-то отведав с утра плодовых
Ляжет под гастроном

Кто-то допишет повесть
Кто-то сошьет пальто
Кто-то услышав по радио новость
Сядет с открытым ртом

Кто-то. А мы с тобою
Включим на кухне свет
Выпьем зеленого чая с халвою
И завершим сюжет:

Милая - звезды светят
В небе парад планет
А в нашем доме ни капли смерти
Ни ложки сахара нет

ПУТЕВОДНАЯ ЗВЕЗДАТлеет, сволочь, папироской
Над моею головой
Полосатою, матросской
Путеводною звездой.
Я за ней, как бык на бойню,
По судьбе своей тащусь.
Я по ней бы бронебойным,
Да, наверно, промахнусь.
Завела, куда – не знаю.
Стелет мягко – жёстко спать.
Продает Шалтай-болтаю
За копейку. Твою мать!
Погорюю, так, немного,
Выпью крепкого вина…
Снова в дальнюю дорогу.
Впереди... опять Она.

(спичечные люди)

пламя хлопает в ладоши
под бровями зданий
темнота черней галоши
спрятанной в кармане

о погибшей красоте
из последней мочи
воет дизель в животе
у чугунной ночи

в раскладушке из песка
заходясь от плача
пишет циркулем река
письма наудачу

там неслышная рука
щиколотки студит
там взлетают в облака
спичечные люди

тонкий пепел в волосах
щепки по откосам
шелестят на небесах
чьи-то папиросы

на косу ложится дым
медленнее меда
палец бешеной звезды
протыкает воду

и свободные вполне
от тоски и чуши
спят у ветра на спине
спичечные души

Ангел валится на койку
Не снимая черных крыл
Он сегодня на помойке
Интересное отрыл

Симпатичные манеры
Лицедействовать с мечом
Над не ведающим меры
Ненасытным дурачьем

Вот твой угол, вот солома
Вот друзья - козлы и рвань
Никаких тебе Содомов
Никаких кровавых бань

И в гортанях подворотен
Окруженный полутьмой
Он твердит себе: свободен
Я свободен, Боже мой

Наверное, лет через...Судьба расщедрится, отвесит
Полвека ещё, или треть.
Как водится, лет через десять,
Я срочно начну молодеть.
Пополню собою когорту
Весёлых, досужих бабусь
В туризме найдусь, или спорте
И в фитнесе с йогой найдусь.
Куплю гладкошерстную кошку,
Поставлю герань на окно,
Вязать научусь понемножку,
А может, и шить заодно.
Читать, танцевать, отсыпаться.
Долой ненавистный хомут!
Наверное, лет через двадцать…
Нет. Столько у нас не живут

Я заигралась,Знаю!Виновата!
Но слабости иметь не запретить.
Я иногда сама себе не рада
За то,что так смогла я полюбить!
И,вот когда,-совсем мне непонятно
Я грань ту незаметно перешла
Все стало ясно сразу и понятно-
Игра закончена!Любовь пришла!
Пришла.И осень не указка
В душе весна-ты хоть умри!
Вокруг сплошная ласковая сказка.
И хочется просить-не уходи!
Не уходи сегодня,да и завтра,
А лучше никогда не уходи!
А заодно за глупости за бабские
Мой милый ,ты меня прости!
Прости,что не подумала ни разу
О том,что чувством этим натворю.
Да и пришло оно не сразу.
А вот теперь,поверишь ли?-Люблю.

каникулы прошли: попрятались коты
зима, как молоток, над городом нависла
оскалены канав обметанные рты
да ежатся мостов кривые коромысла

жестянка дребезжит стрекочет храповик
выплевывая лед ветрило шепелявый
докурит до усов
поправит дробовик
и пустит по кустам сипящих волкодавов

цинготный календарь тощает до костей
дрожащие леса в потеках киновари
тоскует листопад рыдает коростель
под окнами стоят таинственные твари

у мух анабиоз у времени рахит
хромают умирать заморенные числа
и пристают к ногам искрящие стихи
лишенные тепла названия и смысла

Сервантес 400 лет спустя
Товарищ Мяузер
Сервантес 400 лет спустя

………… Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
………… И. Северянин

Под низкими сводами любимого ресторана –
полуподвал на Невском,
где все
на сто процентов мое
вплоть до цветовой гаммы,
ощущения прикосновения к теплому дереву стойки бара
и серьги в левом ухе
бритоголового сомелье,
до звона винных бокалов
и блеска колье в декольте
сидящей напротив дамы,
среди бесшабашного шума
празднующих весну друзей –
уронить на пол сумку,
упасть подкошенно за столик,
вцепиться в скатерть...
Попытка справиться с мутным чувством потери себя...

С тобой, Las Torrеs,
мы знавали и лучшие времена…

Мой херес был тогда сладок,
ты был рядом
и медленно пил свою любимую граппу…
Гитарист перебирал
струны моей души.
Они источали фламенко,
стучали кастаньеты сердец,
и танго плясало в глазах.

Сейчас я опять издыхающий проткнутый бык,
а скорее –
худосочный Дон Кихот,
вымотанный чертовой мельницей,
и никак не справиться со своим придуманным горем…
Иррациональное неподвластно разуму.
А ты, верный мой Санчо?..
Ты чертовски устал.
Не устоял.
Мои незримые враги победили тебя?
Я предупреждала о том,
как страшна мощь этих чудищ.
Ты не верил,
смеялся над ними и надо мной.
Мы вместе метали в них копья нашего смеха,
мой преданный оруженосец.
И отступали вероломные враги.
И были мы непобедимы.

Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский, рыцарь печального образа. Помню, в раннем детстве, еще даже не научившись читать, я уже умела заводить себе друзей среди книг. Книги с яркими картинками были обычными, понятными друзьями. Но были кроме них и необычные друзья – взрослые книги без иллюстраций. Их природа была неясна. Чтобы как-то объяснить ее себе, я наделяла их какими-то человеческими чертами и привычками. Был, например, среди них серьезный Михалыч (здоровенный темно-серый том «Достоевский в воспоминаниях современников»), был и двухтомник Сервантеса с силуэтом тощего рыцаря, верхом на тощей кляче, оттиснутым на толстых корешках. Когда взрослые рассказали про героя этого романа, я решила, что его прозвание происходит от слова «ломать». (А почему его так зовут, мама? Потому что он все ломает, да?) И представлялся мне бедняга, ломающий все, что попадало ему в руки. И был он очень несчастный, потому что хотел творить добро и справедливость, но вместо этого все только портил. А добра он хотел. Ведь не мог же рыцарь не быть благородным! А раз не мог не быть благородным, значит, обязательно хотел добра.

Я все ломаю, дорогой мой Санчо,
все, что попадает в мои неуклюжие руки,
все, что дарит мне эта щедрая жизнь.
И даже твоя нежная привязанность становится все тоньше и незаметнее.
Латы мои заржавели, совсем одряхлел Росинант и погнулось копье.
Скажи, зачем мне этот ресторан,
звон этих бокалов,
это бряцание по струнам
и бесшабашный щебет празднующих весну друзей,
зачем вообще все,
если ты не возьмешь меня больше за руку,
не успокоишь,
не поделишься своими сомнениями и радостями,
не подашь мне новое, сверкающее, разящее невзгоды копье?