А мы вдвоём с тобой подельники
В моём-твоём грехопадении.
Мелькают в окнах понедельники,
За ними вторники торопятся,
И календарь с рублёвской Троицей,
Ввиду узлом связавшей тайны
Два тела на одном диване,
Становится неактуальным.
А мы вдвоём с тобою ранены,
Соприкоснувшись звонко гранями,
Мы распадаемся на гранулы,
И в обретеньи формы новой
Ни ты, ни я, ни мы виновны.
И размываются границы
Меж тем, что есть и тем, что снится,
И, покачнувшись, мир кренится,
И, наклонившись до критической
Какой-то точки, электричество
Погаснет в нём, теоретически
Давая нам возможность снова
Познать зачатья невиновность.
И ты, и я, неосторожные,
Впадаем в ритм синхронной дрожи,
С вибрацией Вселенной тоже
Совпавшей так, что, видишь – точно
Теряет всё свою устойчивость,
И мы с тобой – первоисточник
Звёзд, удержаться не сумевших
На чёрном небе, и замешана
Ты напрямую, снявши платье,
В ночном осеннем звездопаде...

Вспоминай. Коль забыть все равно невозможно –
так зачем мы жестоко насилуем память?
Приходи – по распутице и бездорожью,
без билетов и денег… Ну чем мы не пара –
филолОги, пАэты, брАдяги, запрЭды,
безрассудны, бесстрашны, без крыши, без башни?…
Жду тебя в понедельник, во вторник и в среду,
с четверга до субботы… а впрочем, неважно –
даже и воскресенье подходит отлично!
Каждый сходит с ума как умеет, как хочет.
Поезда, самолеты, двуколки и брички –
все сгодится – без разницы. Жду тебя. Очень

Конец субботы - понедельник
и вновь темно - вот это утро!
Как я устал - ведь я бездельник
мажь масло на пол - сверху бутер
Упавшего не будем ждать.
Засунь пластинку в телевизор
себя же рядом урони
прощай меня - легко и быстро
как кончишь - сразу разбуди
Ах, да! - всe было вкусно!
Заварку в лифте дожую..

Вот уеду, исчезну,
на года, навсегда,
кану в снежную бездну,
пропаду без следа.
Час прощанья рисую,
гладкий след от саней...
Я ничем не рискую,
кроме жизни своей.Вероника Тушнова.

Просто синей краской на бумаге
неразборчивых значков ряды,
а как будто бы глоток из фляги
умирающему без воды.
Почему без миллионов можно?
Почему без одного нельзя?
Почему так медлила безбожно
почта, избавление неся?
Наконец-то отдохну немного.
Очень мы от горя устаем.
Почему ты не хотел так долго
вспомнить о могуществе своем?

Гонит ветер
туч лохматых клочья,
снова наступили холода.
И опять мы
расстаемся молча,
так, как расстаются
навсегда.
Ты стоишь и не глядишь вдогонку.
Я перехожу через мосток...
Ты жесток
жестокостью ребенка —
от непонимания жесток,
Может, на день,
может, на год целый
эта боль мне жизнь укоротит.
Если б знал ты подлинную цену
всех твоих молчаний и обид!
Ты бы позабыл про все другое,
ты схватил бы на руки меня,
поднял бы
и вынес бы из горя,
как людей выносят из огня.

Не боюсь, что ты меня оставишь
для какой-то женщины другой,
а боюсь я,
что однажды станешь
ты таким же,
как любой другой.
И пойму я, что одна в пустыне,—
в городе, огнями залитом,
и пойму, что нет тебя отныне
ни на этом свете,
ни на том.

я пью за разоренный дом за злую жизнь мою,за одиночество вдвоем и за тебя я пью,-за ложь меня предавших губ за мертвый холод глаз,за то,что мир жесток и груб, за то,что бог не спас

он утром проснулься,достал сигарету и комнату видел сквозь сон, губною помадой на старой газете записан ее телефон

Я поняла,—
ты не хотел мне зла,
ты даже был
предельно честен где-то,
ты просто оказался из числа
людей, не выходящих из бюджета.
Не обижайся,
я ведь не в укор,
ты и такой
мне бесконечно дорог.
Хорош ты, нет ли,—
это сущий вздор.
Любить так уж любить —
без оговорок.
Я стала невеселая...
Прости!
Пускай тебя раскаянье не гложет.
Сама себя попробую спасти,
никто другой
спасти меня не может.
Забудь меня.
Из памяти сотри.
Была — и нет, и крест поставь
на этом!
А раны заживают изнутри.
А я еще уеду к морю летом.
Я буду слушать, как идет волна,
как в грохот шум ее перерастает,
как, отступая, шелестит она,
как будто книгу вечности
листает.
Не помни лихом.
Не сочти виной,
что я когда-то в жизнь твою вторгалась,
и не печалься —
все мое — со мной.
И не сочувствуй —
я не торговалась!