[Mona Lott]

Потому что она пилаВалерий Белов
Зря пыталась моя родня
Скрыть подробности от меня,
Как бабулечку дед любил.
Внук историю повторил.
В час, когда за окном темно,
Ветер с вьюгою заодно,
Грелись милые у печи,
Было им хорошо в ночи.
Не сводил дед с любимой глаз,
Выполняя любой приказ.
Всем была бы она мила,
Кабы водочку не пила.
Дед терпел сколько было сил,
Джина с тоником приносил,
Предлагал ей, что не горит,
Но она разводила спирт.
Менделеев прознал ходы
Сколько в спирт добавлять воды,
Отношение нам открыл
Для ращения женских крыл.
Как оковы с себя стряхнуть,
Гравитацию обмануть,
Записала состав рука -
И бессмертие на века.
Осушив не один флакон,
Покидала она балкон -
Налетаться и, как в тифу,
Вниз спикировать на софу.
От полётов тех дед страдал
И пугал, что во все года
Менделееву не простит,
Как бабуля разводит спирт.
Лез за милою на карниз,
Раз за разом срывался вниз,
Вновь с надеждою на успех
Вверх взбирался, но падал в снег.
На ночь дед запирал балкон,
Прятал штоф, но напрасно он
С Менделеевым вёл борьбу -
Вылетала она в трубу.
А наутро она клялась,
Что летала в последний раз,
Обещав на его плече
Закодироваться вообще.
Это было не раз, не два,
Говорила, что неправа,
Но едва догорал закат,
Забирала слова назад.
Дед плотней запирал засов,
С глаз долой убирая штоф,
Но такая его судьба -
Одним словом, опять труба.
В спину ей свежий ветер дул,
Над Москвой проносился гул -
Плыл с обиженных этажей
Стон покинутых всех мужей.
Как бы ни был мой дед учён,
Был в бессилии обречён
С головой зарываться в плед,
Потеряв ненаглядной след.
Мозжечком в деда вышел внук,
Но отбился внучок от рук.
Это бабушкины дела,
Потому что она пила.

[Mona Lott]

|-) (sr)

[Mona Lott]

Сентебряцая и колокольча,
вертикально веной трубя,
что ж ты, сердце мое, сердце волчье,
принимаешь любовь на себя?
Что ж ты, сердце мое - самоволка,
отчего не боишься уже
сжатых намертво, словно двухстволка,
вороненых коленей драже?..
В тишине земляничного мыла,
в полумраке расплющенных дней,
эта женщина кажется милой -
на простреленной шкуре моей

[Mona Lott]

Мой милый друг! Такая ночь в Крыму,
что я - не сторож сердцу своему.
Рай переполнен. Небеса провисли,
ночую в перевернутой арбе,
И если перед сном приходят мысли,
то как заснуть при мысли о тебе?
Такая ночь токайского разлива,
сквозь щели в потолке, неторопливо
струится и густеет, августев.
Так нежно пахнут звездные глубины
подмышками твоими голубыми;
Уже, наполовину опустев,
к речной воде, на корточках, с откосов -
сползает сад - шершав и абрикосов!
В консервной банке - плавает звезда.
О, женщина - сожженное огниво:
так тяжело, так страшно, так счастливо!
И жить всегда - так мало, как всегда.

[Mona Lott]

Постсексуалы
Покачиваясь в амфоре одесского "Икаруса",
я Вам шептал о ветренном и одиноком парусе.
Я Вам мусолил Кушнера, я Рейна Вам насвистывал
и пальчиком Лимонова - под юбкою неиствовал!
Затем: диван, лобзания, "известные" усилия -
так действует поэзия, (особый вид насилия!).
Вино в стихах, отдельная квартира от родителей,
А хочешь, будь Юпитером, быком-производителем,
Но! Не ломай просодию, читай стихи взыскательно
иначе, не получится. Не даст. И окончательно.
Бессмертные, пошлейшие. Нас вывезут в Аркадию,
к Овидию - на видео, и с бабелем - на катере!
Нас вывезут чиновники, рифмовником грозящие:
Неужто, вы, бегущие и по волнам скользящие?

[Mona Lott]

Деревянные птицы настенных часов,
перелетные птицы осенних лесов.
За отсутствием времени, дров и слуги,
первых птиц - расщепи и камин разожги,
а вторых, перелетных - на этом огне
приготовь и отдай на съедение мне.
Виноградная гроздь. Сквозь мускатные чичи
проступает ночное томление дичи -
самой загнанной, самой смертельной породы,
сбитой слету, "дуплетом" нелетной погоды.
Не грусти, не грусти, не старайся заплакать,
я тебе разрешил впиться в сочную мякоть,
я тебе разрешил из гусиного зада -
выковыривать яблоки райского сада!,
авиаторов Таубе, аэропланы.
Будем сплевывать дробь в черепа и стаканы,
И не трудно по нашим губам догадаться -
Поздний ужин. Без трех поцелуев двенадцать.(S)

[Mona Lott]

Так действует поэзия (особый вид насилия)
* * * * * * * * * * * * * * *А. Кабанов
Пусть поэтам присуще скорбеть и ломаться душой,
горе горькой взахлёб заливать… Мы забыли про это.
И презрели охотно запретное. Нам хорошо
было так, что уверились - мы ни черта не поэты.
Только муза, немая как сон, как летучая мышь,
всё металась и билась с разлёту - то в стены, то в стёкла.
Ей на воздух хотелось, на волю (летят журавли ж),
обессилев она опускалась, и никла, и блёкла.
Иногда залетали в наш омут, зарёй залитой,
стрелы дивных стихов, оперённые строчки с отравой.
Мы молчали как рыбы, запрятав в губах золотой,
вдруг почуяв своё на него неотъёмное право.
И друг другу стихов не писали, запрятав апрель.
В трёхлитровую ёмкость души золотой закатали.
Но не спрятать себя от себя. Мы упали в постель
и забыли часы наблюдать,
и себя уже не соблюдали.

Осень. аритмия вдохов.
мне сегодня *слишком плохо.
Сырость в красочном *конверте.
Осень. аритмия смерти.
вдох на выдох - хрип да кашель.
Осень в цвет луны раскрасишь
краски - шелуха со стен.
растворять по новой - лень.
так и будешь по кусочкам
складывать все листья в точку
А потом сожжешь мой дом.
ОСень - аритмия снов.

[Mona Lott]

ЛилитЮлия Белохвостова
Что тебе про меня сказали?
Что воды, как сова, не пью?
Немигающими глазами
я высматриваю свою
не еду, не добычу - жертву,
чтобы пасть на нее с небес -
пасть проклятьем и камнем сверху,
обескровить, обес...о, бес!
Что в ночи, как мятежный демон,
пробираюсь в чужие сны
или души - змеёй, изменой,
искушением Сатаны,
отнимая покой и волю,
и молитвы простой слова,
и, глаза наполняя болью,
возвращаюсь к себе в подвал?
Что к дверям вековым, дубовым
не найти тебе ни ключа,
ни хранимого мною слова?
Что на вид только горяча,
а в душе - холодна до дрожи,
ни добра не хочу, ни зла?
Всё не правда!
Ну, только, может,
то, что я до тебя была...

[Mona Lott]

нет. не вам. вы же не Лилит.