[Mona Lott]

...было время, когда...

...я перестал нуждаться во всем, что имеет приставку тео-
(раскаленным мечом Гавриил рассекал Прометея)
и, поменяв душистый воск религий на стеа-
рин, занимался, помимо работы: стихами и сексом,
совершенствуя технику, но... матовость жизни не становилась блеском,
и на палящем полуденном солнце
каждый тщательно мною взлелеенный комплекс
превращался в поникшую лилию-Галатею.

...было время, когда...

...мне хотелось жить долго, лет, как минимум, сто,
(незаметным суфлером, а не клоуном на манеже)
покупая прохладным воскресным утром свеже-
испеченные булочки, различать в черно-белом кино
лишь силуэты... акаций, платанов, кленов,
научиться терять друзей, приобретать знакомых,
и, когда престарелая парка разорвет эту тонкую нить из шелка,
утром просто не встать. И всего-то делов, и только....
...было время, когда...
...я не знал значения слова «дух»,
речь теряла цвет- слова превращались в знаки
(так, от «моря» остались: лишь терпкая соль, да звук,
а от «поля»- лишь запах земли да шуршащие злаки).
Исчезали глаголы: спать, говорить, пить...
Определений веками затертые меты
осыпались, как смоквы. Я думал тогда: любить
по-настоящему можно только предметы.

...было:

Вечер. Берег. Озеро. Лодка. Воздух.Рыба. Сети. Дерево. Ангел. Сад.Книга. Камень. Ключ. Река. Водопад.Вечность. Слово. Эхо. Звезда.

Падает снег на руку,
Тихо слезой стекая,
Вот и пришла разлука,
Вот и одна я шагаю.
Шагаю навстречу вьюге...
Сердце, зачем ты плачешь?
Больно тебе, я знаю,
Но не могу иначе...

Счастье
«Ты полетишь со мной?»
«Да, полечу. Только ты не очень спеши, я ещё не оправилась от боли».
« может подождать?»
«Нет, полетим. Ты знаешь, когда я с тобой, мне легче становится.
И боль утихает. С тобой всё легче.
Как будто поднимаешься на другую высоту, где нет ничего, кроме синего неба и тебя.
А с тобой, ты знаешь, петь хочется.
Только ты не спеши, вначале дай окрепнуть»
А потом оно повернулось ко мне с улыбкой.
Взглянуло на меня бесконечным взором
И в этом взоре отразилось всё.
И я увидела всё, что было до меня,
Всё, что есть и всё, что будет.
Я поняла бесконечность жизни.
Я поняла и увидела, как одно связано с другим.
Как всё разворачивается и затихает.
Я поняла смысл бытия и бесконечного счастья.
Которое всегда пребывало во мне,
И только я не давала ему возможности раскрыться в полной мере
И не всегда позволяла ему взлететь, чтобы раствориться с ним во всём.
И это всё растворилось бы во мне.
Я счастлива.
Так как оно всегда пребывает во мне.
Я улыбнулась ему в ответ
И мы взлетели.

Martini Asti в узеньком бокале..
Небрежный пепел с тонкой сигареты..
Мадам, как жаль, меня Вы не узнали..
А, впрочем.. благодарен Вам за это!..
Изящной кисти жест неторопливый..
Вы виноград ласкаете губами..
Молчит Ваш собеседник терпеливый..
А я смотрю..и наслаждаюсь Вами..
Кафе на тихой улочке в Париже..
На столике бокал с Martini Asti..
Я знаю больше, чем сегодня вижу!
Я помню Вас на пике Вашей страсти!
Салфетка на пол!..Как неосторожно!..
Я подниму, Мадам!.. Целую руку..
Всё так реально было!..И возможно,
Я смог..тогда..развеять Вашу скуку..
Ваш томный взгляд я ощущаю кожей..
Но тень на подбородке от вуали..
Я сделал вид, что не узнал Вас тоже..
Но Вы, Мадам..Я знаю..Вы узнали..
Струится по фигуре шёлк прохладный
И в тон глазам блистает бирюзой.
Остыл, но дразнит, пудинг шоколадный.
И шелестят гардины органзой...

"Я помню чудное мгновение..."
Когда весенним ранним утром
Под тещи завыванье-пенье
Вы навалились, суки, гуртом.
Связали руки, поглумились
(И это, пля, теперь родня?!)
Потом всем скопом удалились
Оставив на полу меня...
Такого пробужденья сроду
Не довелось мне испытать
Ведь говорят - «Не зная броду...
-По ЗАГСам нефига скакать!»
За три полбанки самогонки
Мою свободу оценили
А начиналась тихо-мирно...
-Сидели,в подворотне, пили...
Отметили«единство наций»
Потом за нового главу
Когда вас близко подпустили?!
Никак с похмелья не пойму!
Куда сбежал жених еёный?!
Все говорили про банкет
Вот я, как бегемот вареный,
Поднял оброненный букет...
И преподнес, себе на горе,
Потом всё было как в бреду
Вы нас троих к себе позвали
Массовкой,типа, за еду...
Вот повелись!... и даже Васька
Прожженый,колченогий бич,
Когда я подпись где-то ставил
Толкал,при всех заздравный спич!
Теперь уж — что?! Опухли почки,
Глаза заплыли, ноет дых
И после первой брачной ночки
Теперь я муж, а не жених!
Сбежать не удалось — охрана
И теща, словно вертухай
Вот так, Гуляка, стал женатым
Теперь лежи и подыхай!

Анна Линдберг
Тошнит осенними стихами…
Литературный токсикоз.
Порхают листья под ногами,
Скрывая трупики стрекоз.
Пупки попрятались под куртки
До наступления весны,
А загорелые фигурки
Ждут новогодней белизны.
Детишки маются по школам,
Забыв про летний парадиз.
И на балкон не выйти голой,
Чтоб эпатажно плюнуть вниз.
Зачем, скажи, ты наступила,
Шизофреничная пора?
Чтоб каждый грамотный *удило
Строчил поэмы на гора?
Уйди, прошу, не надо драмы,
Мне опостылел твой наряд…
…а мама тщетно мыла раму,
Согласно слогу букваря.

Анна Линдберг
Мы – поколение «зеро», и после нас грядут потопы,
Когда разрушится Олимп и боги выпадут как град
На разливанные моря и тело матушки Европы,
Тогда поймём, что вышел срок, а значит – кончена игра.
Столы зелёного сукна трещат под тяжестью порока,
Неверен свет, топорен дым, нечистый на руку крупье
Нам говорит, что ставок нет, как нет в отечестве пророка,
И пропит занавес к одной из самых важных в жизни пьес.
Покамест царствуем, кутим, и прожигаем атмосферу,
Нам по колено Гибралтар и чуть повыше – отче наш.
Рулетка крутится, и шар похоже в нас утратил веру,
Мы – поколение «зеро», мы – ноль, мы – не величина

Анна Линдберг
Везёт, везёт свою добычу
Кортеж встревоженных карет.
И жизнь кончается привычно,
Почти как пачка сигарет.
Привычно шутят санитары,
Деля дежурный бутерброд.
Мы отменили слово «старость»,
И перешли полжизни вброд.
Пусть старичьё глядит с укором:
Кортеж, летящий на обгон,
В угаре рэйва и хардкора
Диктует жизни свой закон.
Смешались в кучу санитары
И пациенты… и кортеж…
Ревут сирены и гитары,
Последний траурный мятеж.
Земную жизнь ополовинить
Не всем, конечно же, дано.
Но есть такие, кто с повинной
Идёт в открытое окно.
И вновь везёт свою добычу
Кортеж встревоженных карет.
А жизнь кончается привычно,
Почти как пачка сигарет.

[Mona Lott]

Будда учит нас, что жизнь - это цепь страданий.
Каждую ночь я брежу
твоим дыханием, honey,
влагой твоих секретов, твоей мерцающей кожей
и мечтаю, чтобы ночами
ты мною бредила тоже.
Будда учит нас, а жизнь ничему не учит.
Калечит, а после лечит; то страхом, то страстью мучит.
То миг подарит прекрасный,
то болью наотмашь хряснет.
Смысл ее действий при этом
мне совершенно неясен.
Лежа в койке с похмелья,
я чувствую: мир с места стронут.
Голова моя - схема вращенья в атоме электронов.
Мысли жужжат и летают
друг вкруг друга по странным орбитам,
и в каждой маленькой мысли
носишься, милая, ты там.
А может быть, нас закаляют? Как сталь?
Чтобы мы закалялись?
И не боялись влюбляться, и не плакали, расставаясь?
Чтобы оскоминой стали нам страсти и, равно, страданья?
Чтоб поняли мы, что это - не главное в мирозданье?
Очень много вопросов и очень нету ответов.
С кем ты сейчас, моя милая, еще интересно, и где ты.
Грустно мне очень, когда ты торчишь в Лозанне,
а я соглашаюсь с Буддой, что жизнь - это цепь страданий.
26.03.1994.

[Mona Lott]

И.Богушевская