[Mona Lott]

Мы глаза открываем, насилу
С твоего уползая татами,
Когда ты свои слабость и силу
По наитью меняешь местами.
Все равно тебе – койне иль идиш,
Иудей, или грек – ты вступаешь
На арену, ты смотришь, ты видишь
И внезапно с тоской понимаешь,
Что вокруг – на престолах, гноuщах –
Так богаты и так благородны –
Столько миллионеров и нищих,
Что ни те, ни другие не модны.
Чтоб хоть с кем-то остаться собою
В удаленном, но все ж разговоре,
Нажимаешь полночной порою
Свой же номер на автонаборе.
И однажды, завал разбирая,
По шкафами пошаришь, нагнешься
И на сумочку из горностая,
Что давно позабыла, наткнешься.
Открывая, ты вспомнишь: в салфетке,
Там лежат, переложены флорой,
Сто осколков хрустальной балетки,
Не приехал никто за которой.

[Alf A Romeo]

Сердце не может просто стучать, не умничать – дурная привычка, нервная ерунда, оно тебя ищет в промокших кварталах уличных, покрепче путает вечером в провода, оно с тобой играет, скучает, сердится, оно желает за горизонт бежать, оно на небе высмотрело медведицу и семь смешных мерцающих медвежат. В тебе бессердечный ум, ледяное рацио, тебя отвлекает нестройная беготня. А ты ладонь к груди приложи и пальцами просто послушай бьющуюся меня.

[Alf A Romeo]

Под левым у ней давно все спокойно, ровно – холодный мрамор, стерильная чистота, ее заводное сердце ушло из дома – и кто его знает, кажется, навсегда. В пустой груди только мартовский стылый ветер, она так любит – сама себе госпожа, и будь ты хоть самой лучшей на целом свете, ей на роду написано убежать. В закрытой комнате слишком темно и тесно, она так устала от будничной суеты, и ей бы хотелось на улицу. Если честно, она из другого теста, чем, скажем – ты. Она с тобою насмешлива, несерьезна, но только протянешь руки – отпрянет прочь, и лучше б тебе не влюбляться /да, знаю, поздно/, - она ничем не сумеет тебе помочь.
Но ты ей шагаешь навстречу, подставив душу, как будто не понимаешь – живьем съедят.
… она вечерами ладони к груди прижимает, слушая так невыносимо бьющуюся тебя…

[Lou Pole]

На языке кусочек шоколада,
А в воздухе пьянящий аромат.
Из двух шагов незримая преграда,
И глаз твоих кофейно-карий взгляд.
Роняют свечи восковые слёзы
На краешек холодного стола.
Влюбиться сразу...Скажешь, несерьёзно?
Но возжелала сразу я тебя...
И мы с тобой уже скользим на грани,
Как два шара в ловушки жадных луз.
И ярко обостряется желанье
Друг друга дегустировать на вкус.
А шоколад нам губы перепачкал,
Я слизываю томно сладкий след.
Ты понимаешь, что всё это значит,
И молча улыбаешься в ответ.

[Lou Pole]

Телефонные линии тянутся - тянутся...
Посреди них внезапное *любишь* останется,
И прорвётся печаль, и тоска скособочится,
И вдвоём в кухне чай вечерами захочется.
Я привыкну к тебе, стану выть, что не рядышком.
И внутри всё теплей... а душа хлебным катышком
горлом вытолкнет грусть, словно рыбную косточку.
Я однажды проснусь и пойму -
о д и н о ч е с т в а *Н Е Т...
Ты спишь рядом

[Lou Pole]

Мой мужчина...Он ласков, как солнца лучи на рассвете,
Нежно касаясь коленей моих в полутьме,
Он горяч, как в пустыне пески, и прохладен, как ветер,
Сплетая над морем солёным из брызг макраме.
Он в мой разум и тело вторгается, будто цунами,
Накрывая счастливой волной... Поражённая цель,
Задыхаясь, сгораю, ловлю этот запах ноздрями -
Опьяняющей страсти и нежной заботы коктейль.
Пьет губами мой взгляд. Я молчу. Тут слова неуместны.
И ответный штрих-код узнаю без усилий почти...
Никаких обязательств, претензий, обид...Нежен, ласков и честен.
Мой мужчина - я знаю, что больше таких не найти...

[Lou Pole]

Я скупа.
Не желаю тобой ни с кем делиться.
Для меня это, как распадаться на атомы.
Как курильщику сигаретным дымом накуриться,
Или алкоголику нацедить коньячок ароматами.
Все равно, что бренчать мелочью по карманам - нищей,
Или целоваться одной губой.
Я бы отдала последнюю тыщу,
За телефонный разговор с тобой.
Я - добра,
Но никого не жалею. А иногда бы хотелось...
Словно жалость в глотку затолкали пинком.
Археолог мой - ну куда это все делось??
Исцарапай меня - енотом, тигренком или щенком...
Я щедра и жадна.
Я тобой зажата и обезоружена.
Обхожусь, не ища выхода из уютной теплоты,
Так привычно - как летом без шапки.
Или почти без ужина.
Или с местоимением "ты".

Я скупа.
Не желаю тобой ни с кем делиться.
.......
Все равно, что бренчать мелочью по карманам - нищей,
Или целоваться одной губой.
.....................
...Словно жалость в глотку затолкали пинком.
Я скупа.
Не желаю ни с кем делиться.
Для меня это, как распадаться на атомы.
Как курильщику сигаретой без дыма накуриться,
Или алкоголика от водки поить ароматами.
Все равно, что размахивать баксами перед нищей,
Или целоваться одной губой.
Я бы не дала рубль, не то что тыщу,
Зато хорошенько дала бы ногой.
Я - добра,
Но никого не жалею. И иногда бы хотелось...
Всем их жалость в глотку затолкать пинком.
Археолог мой - ну куда же все делись??
Разве я не кажусь котёнком или щенком?
Я щедра и жадна,
А зажата и обезоружена -
Обхожусь, не ища выхода из уютной теплоты,
Так привычно - коленом в пах
как летом без ужина.
Потому что со мною - ТЫ.
Я скупа.
Я ТОБОЙ не желаю делиться.
Для меня это, как распадаться на атомы.
Как наркоману косяком без дыма накуриться,
Не желаю делиться ТОБОЮ -
Моею зарплатою!
(F)

[Mona Lott]

Любимая! Меня вы не любили.
Любили деньги, тряпки, кошку и ругаться...(H)

У бессмысленных действий должнабыть своя причина,
Из слоновой кости зачем-то же строят башни?
Ты умеешь быть мудрым, нелюбящий мой мужчина.
Ты умеешь быть мудрым. И это немного страшно.
*
Под ладонью руки все сильней выгибаю спину,
Чтоб не быть, но хотя бы казаться стройной.
Ты умеешь быть нежным, нелюбящий мой мужчина.
Ты умеешь быть нежным, и это довольно больно.
*
Ковыряю носочком кроссовка сухую глину,
Словно рыжую корку засохшего апельсина.
Ты умеешь быть нужным, нелюбящий мой мужчина.
Ты умеешь быть нужным. И это невыносимо.
*
Но однажды, случайно встретив, пройду я мимо,
Не узнав, лишь поморщив лоб, мол, знакомый вроде.
Не умею быть сильной, нелюбящий мой мужчина.
Нелюбимой умею, а сильной, вот, не выходит.