[Mona Lott]

кафка на пляже
Кысь
Смотри на море. Кафка на пляже.
Слушай ветер, стой по колено в пене,
Утопай по пояс в прибое.
Русалки плетут венки, сети вяжут.
Ночами люди особенно откровенны,
Из-под воды небо особенно голубое.
Ночами люди особенно откровенны,
Поэтому слушай меня, слушай:
Я не хочу спать с тобой,
Я не хочу от тебя детей,
У меня есть она, её кожа пахнет,
Как пахнет грудной ребенок:
Яблоком, тёплым молоком
И душистым мёдом.
Мы с ней засыпаем рядом,
Тесно друг в друга вжавшись,
И просыпаемся - две сонные рыбы.
Такие родные, одинаково тёплые.
Влюблённые шёлковые рыбки.
Ты же плохой охотник, никакой рыболов:
Убила, выпотрошила, сделала чу-чел-ко.
Вырезала на трофей сердце,
Рассмотрела под микроскопом,
Проткнула иголкой.
Девочка - пиз-да-бол-ка.

[Mona Lott]

если нужно прямо стоять - встану прямо,
и пойду воевать - лишь бы не на коленях
стоять.
мы всю жизнь под подобных себе копаем ямы,
пока наша старуха с косой не выйдет из тени.
стрелять,
если нужно - стрельну. лишь бы не безоружна
была мишень. иначе прощенья не отмолю
за грехи.
в небе - осень, и, замыкая окружность,
укрывают снега все мои "люблю"-«не люблю»
и стихи...
а дальше - санная дорога.
и снег на варежке крупой,
и губ, потресканных немного,
тепло.

и поцелуй...

взапой...

так получилось, что темы нашли мы
общие шутки, построили мостик
друг другу так были необходимы
поговорить, рассказать свои новости.
необходимо вдвойне и тебе, и мне
было взаимное ненападение
а вот теперь уже поздно тобой жить
ведь мы друзья и не больше
верь мне, я твой покой, только говори со мной
просто не замечай в моих теплых глазах печаль
верь мне, я твой покой, только говори со мной
мне важнее боли любой в твоих темных глазах любовь
пусть не моя она, эта роль, в твоих темных глазах любовь
а у тебя появилось свое МЫ
под одеялом теплые водоемы
ты говоришь: мы смотрели, мы были
мы в Париж в апреле решили
свое размытое Я понимаю
я в это МЫ твое не попадаю
но я же слушаю, я улыбаюсь
чтоб разделить твою радость

[Mona Lott]

вверх по струйке дымаSh.Izov
(H)
---------------------------------
когда жизнь проникает в тело -
это только полдела.
когда смерть отпускает душу –
это немногим лучше…
но я не трушу,
веду свою лодку по суетной суше,
глупый и белый…
так неумело
высажен в этой стране дебелой,
чтобы пройти все свои дороги.
и отрастив с этой целью ноги
прямо из места,
которым сижу,
я не скажу,
что устал, если честно,
просто на этом пути
то водой, то по льдинам,
я перешёл (с места не сойти!)
за середину…
дышат мне в спину
предков моих далёких тени,
а надо мной
облака
так близко…
дай мне глоточек виски
и табака две жмени,
друг мой, я жив,
пока….

[Mona Lott]

междуречьеSh.Izov

я рожден между югом и севером,
и в душе моей две симпатии:
нежно-грустные песни Есенина,
да стезя Коловрата Евпатия.
к небу мыслями, жопой к западу,
сном к востоку, корнями в болотине,
а душа по приметам и запаху
дом нашла и осталась на родине…
не совру… дней осталось – не считано,
и живу в меру сил. сил – не меряно.
пока книга любви не дочитана –
не умру…
пусть сосёт смерть у мерина!...

[Mona Lott]

out of sight out of mindSh.Izov
мир, распадаясь до нано-частиц,
не оставляет для жизни нам места.
жизнь пролетает со скоростью птиц,
будто бы мы ей не интересны…
нас окружает скопище лиц,
вдруг разучившихся улыбаться…
мир, состоящий из нано-частиц,
думает дальше во что распадаться.
в небе всё тоньше озоновый слой,
в недрах всё жиже биоресурсы.
жизнь пролетает пчёлкой, стрелой,
«в яблочко»… райское… прямо по курсу…
выживет тот, кто не свяжет глаза
с сердцем, и чей, схожий с метеозондом,
взгляд неземной загибается за
тонкую линию горизонта…

[Mona Lott]

пинь-фаSh.Izov
грызя на досуге трактат пинь-фа,
великую книгу китайца сунь-цзы,
я вспомнил горное ущелье куфаб
и пулеметчика леху с неизменным «не сцы!»…
маки на склонах, весна, черемша
и одна стратагема «выжить!» на всех,
в зоне ответственности, где каждый шаг
гораздо длинней, чем в родной полосе.
вьётся между камней тропа,
по которой везли раньше чайна-шёлк,
а теперь на верблюжьих крутых горбах
тюки с оружием и анашой…
две тысячи лет война есть война,
как путь обмана, крови и лжи,
а в нюансах и базе её говна
великий китайский трактат лежит.
страх синей жилкой на шее дрожит,
шепчут почти беззвучно бойцы:
«мама… безумно хочется жить…
спаси-сохрани… сука-сунь-цзы…»

[Mona Lott]

аск!Sh.Izov
юный оболтус
в джинсах с отвисшей мотнёй
вывез её,
откуда-то из донецка.
девочка, бросив
родину и разругавшись с роднёй,
приехала в город козла и назвалась алекса.
город бомонда,
бомжей и шального бабла
встретил её
глянцем и пылью «кокса»,
фальшью улыбок
тусовки, перешептываньем в углах
и грязным бельём из бывшего девичьего форт-нокса.
славься, отчизна,
где каждый пупок гора,
где каждая кучка
дерьма себя мнит алмазом!
мне почему-то
девчонку нисколько не жаль, но, брат,
как тебе эта шобла,
выебывающаяся
за персональным, частным спецназом?

Моё чёрное - это белое.

Неживое, заледенелое.
Всё, покрытое мёрзлым панцирем,
Всё, с чем в жизни пришлось расстаться вам.
На забвение обречённое
Снегом выбелю - станет чёрное.
То осколки льда дело делают:
И вам кажется, что всё белое.
Здесь не помнится настоящее,
Душу тёмную здесь обрящете.
Затеряетесь в этой Вечности,
Распрощаетесь с человечностью.
У меня всегда всё по правилам,
Не смотри в глаза - вспыхнешь заревом.
Светлым миром я не прощённая.
С виду белая, в сердце - чёрная.
Убежать никак. Холод давящий.
Непроглядный мрак, миром правящий.
Так прими покой с мыслью ясною:
Всё здесь чёрное и... прекрасное.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *16.09.2010.

[Dr Hymen]

Не морока, не кривда – будни.
Зарифмованные инфаркты.
Объяснить не сумею людям –
Что показывают мне карты.
И тоска всех уже достала,
И какая-то злая удаль,
И насмешки, и лязг металла,
И танцующий вальсы пудель
Под шарманку моих стенаний.
Вот о чём? «Притворилась, сука».
Эта сука уже на грани.
И за гранью – ни зги, ни звука.
Ну и что? Отвести вам слёзы,
И фальшивкой нарезать радость,
Бесшабашно летя откосом,
Разбивая на пайки фразы
Непутёвых моих попыток
Обрести в человека веру,
Перестать трудодни копытить
В клятом выборе: «сбыть» - «похерить»?
Искалечил. Прибил. Гордыня
Не позволит окликнуть: «Стой же!».
Это сердце опять простынет.
И опять кто-то мне поможет
Не сорваться за тын греховный,
Удержаться на кромке жизни.
Алфавит – мой отец духовный,
И на исповеди всё вызнал:
Как я лоб разбиваю, зная,
Что не будет конца увечьям.
Как я павой иду по краю
Перед пагубой человечьей.
Как люблю я, и нет предела:
Все пределы – дурацким ситом.
Как являюсь я вечной Геллой
Перед тем, кто ждёт Маргариту.
Как живу между сном и явью,
Обжигаясь молочным словом,
И не дую на реку лавы,
Чтобы снова обжечься, снова!
Я не жду отпущений скорых.
Может, спишут потом – за верность.
Зеркала оконные – шторой,
Чтоб душе не вздумалось – через.
Ты не веришь. И ждёшь подвоха.
Не смогу доказать – невежда –
Эту истину – право вдоха
Твоей нежности льдисто-свежей.
И смешон, и суров – некстати –
Выбор мой. И во век, и присно.
Мне не страшно себя истратить.
И не страшно прослыть актрисой.
И не страшно, что ты отринул.
И плевать, что не будет встречи.
Что печаль моя на витрине.
И что каждый четвёртый «лечит»,
Обращая то в пыль, то к Богу,
То к улыбке, то просто в бабу.
Драпируя тряпьём ли, тогой –
Неизменна. И не ограбить –
Не отнять сумасшедшей воли,
Ограниченной разве счастьем –
До мурашек любить, до боли,
Не желая иных причастий.
Мне гореть на костре не дважды.
За отсутствие лжи и схимы.
И лакать из бездонной чаши
И бесснежие, и беззимье.
И молчать, исходя стихами.
И иссякнув, по небу – дымом,
Чтоб вздыхая, опять вдыхали
И любили, не став любимы.
Мне не надо ответной чуши,
Что из жалости страсть отвесит.
Ты мне дорог. И ты мне нужен.
Пусто место. И свято место.
У любви жестокие нравы.
И с листа – миллион прочтений.
Там, где нет и в помине правил,
Выживают лишь исключенья.